К роману Ф. М. Достоевского
Преступленье, наказанье —
Это в жизни есть всегда.
Преступленье — это принцип,
Наказанье — это совести терзанья.
Совершил Родион преступленье,
Совершил за принцип свой,
Но заела совесть за такое ремесло.
Человека то убил, но
Принцип свой не победил.
Он мучился очень, ночи не спал,
И Соне о принципе все расказал.
Она начала Родиона молить:
«Прими наказанье за этот порыв —
Совести своей успокоишь призыв!»
Наказанье с неохотой принял Родион.
В Сибире, в остроге, поселили его.
Прошло восемь лет, свобода опять.
Раскольников с Соней счастья хотят…
---
Великий гений и пророк
Рабом пера себя нарекший.
Пропитан болью каждый слог,
Кровавым месивом протекший.
С крутого берега Невы
Смотрел он вглубь ночного неба,
Не снять с России головы,
Настанет время — хватит хлеба.
Для всех убогих и больных,
Униженных и оскорблённых
Изыдут бесы из людских
Умов лихих и просветлённых.
России жить да процветать,
Хранить нетленную идею,
Которой точно не сломать,
Её ни чёрту, ни злодею.
По праву всех рассудит бог,
Познав и горе и смятенье,
Сибирский каторжный острог
Он принял словно воскресенье.
От жизни прошлой и слепой,
От бывших доводов и планов
Он углубился с головой
В бурлящем омуте романов.
Узрев надёжный верный путь,
Махнув рукой на брешь в кармане,
Он начал безустанно гнуть
Россию к милости и славе.
Голиков Сергей
*****
Отчества великие слыли на Руси.
Ты подол старинушки возьми, перетряси!
Люди волевые шли сквозь бури в рост.
В их них именах — становая кость…
Пахари и воины — это не отнять,
И в моря ходили не за пядью пядь.
И в морской пучине честь не утопили —
Подвиги и ныне — кругосветок мили.
Каждому ль вот, отчество — на роду — судьбой…
Век у человечества короткий, не простой.
Были для отечества верные сыны —
Сила вся купечества — для Руси тылы.
Так державной стала некогда страна,
Правды не коснёмся — сути всей и дна.
Что-то и чернилось, подменялось злом…
Свет нам открывался познанием — окном.
И вставал со словом Александр Невский…
И над словом с отчеством —
Фёдор Достоевский!
Дружечков Вячеслав
---
Его улыбка — где он взял её? —
Согрела всех мучительно-влюблённых,
Униженных, больных и оскорблённых,
Кошмарное земное бытиё.
Угармонированное своё
В падучей сердце — радость обречённых,
Истерзанных и духом исступлённых —
В целебное он превратил
Все мукой опрокинутые лица,
Все руки, принуждённые сложиться
В крест на груди, все чтущие закон,
Единый для живущих — Состраданье,
Все чрез него познали оправданье,
И — человек почти обожествлён.
Игорь Северянин
---
Достоевский
Начало всех начал его. В ту ночь
К нему пришли Белинский и Некрасов,
Чтоб обнадежить, выручить, помочь,
Восторга своего не приукрасив,
Ни разу не солгав. Он был никем,
Забыл и о науке инженерной,
Стоял, как деревянный манекен,
Оцепеневший в судороге нервной.
Но сила прозы, так потрясшей двух
Его гостей — нет, не гостей, а братьев…
Так это правда — по сердцу им дух
Несчастной рукописи?.. И, утратив
Дар слова, — господи, как он дрожал,
Как лепетал им нечленораздельно,
Что и хозяйке много задолжал
За комнату,
что в муке трехнедельной
Ждал встречи на Аничковом мосту
С той девушкой, единственной и лучшей…
А если выложить начистоту, —
Что ж, господа, какой счастливый случай,
Он и вино припас, и белый хлеб.
У бедняков бывают гости редко.
Простите, что он пылок и нелеп!
Вы сядьте в кресла. Он — на табуретку.
Вот так он и молол им сущий вздор
В безудержности юного доверья.
А за стеной был страшный коридор.
Там будущее пряталось за дверью,
Присутствовал неведомый двойник,
Сосед или чиновник маломощный,
Подслушивал, подсматривал, приник
Вплотную к самой скважине замочной.
С ним встреча предстоит лицом к лицу.
Попробуйте и на себя примерьте
То утро на Семеновском плацу,
И приговор, и ожиданье смерти,
И каторгу примерьте на себя,
И бесконечный миг перед падучей,
Когда, земное время истребя,
Он вырастет, воистину грядущий!
Вот каменные призраки громад,
Его романов пламенные главы
Из будущего близятся, гремят,
Как горные обвалы. Нет — облавы
На всех убийц, на всех самоубийц.
В любом из них разорван он на части.
Так воплотись же, замысел! Клубись,
Багряный дым — его тоска и счастье!
Нет будущего! Надо позабыть
Его помарок черновую запись.
Некрасов и не знает, может быть,
Что ждет его рыдающий анапест.
А вот Белинский харкает в платок
Лохмотьями полусожженных легких.
И ночь темным-темна. И век жесток —
Равно для всех, для близких и далеких.
Кончалась эта ночь. И, как всегда,
В окне серело пасмурное утро,
Спасибо вам за помощь, господа!
Приход ваш был придуман очень мудро.
Он многого не досказал еще,
В какой живет он муке исполинской.
Он говорил невнятно и общо.
Молчал Некрасов. Понимал Белинский.
Антокольский Павел
*****
Представляешь, каким бы поэтом —
Достоевский мог быть? Повезло
Нам — и думать боюсь я об этом,
Как во все бы пределы мело!
…
И в какую бы схватку ввязалась
Совесть — с будничной жизнью людей.
Революция б нам показалась
Ерундой по сравнению с ней.
До свидания, книжная полка,
Ни лесов, ни полей ни лугов,
От России осталась бы только
Эта страшная книга стихов!
Кушнер А.