В дюнах ветер гоняет песок,
И возводит холмы, будто замки,
И заносит следы моих ног,
Что цепочкой несли свои знаки,
Как и древних племён письмена,
На песке оставлялись когда-то,
Но исчезли они навсегда,
Стёрлась память о них, стёрлись даты

Ветер в дюнах гоняет песок,
Его песни мне с детства знакомы,
И буксует в песке колесо,
С каждым шагом, труднее подъёмы,
Завывает мне ветер в ушах
И поёт в октябре вновь о мае,
Словно в старых песочных часах,
Время мне и Земле отмеряет…

*****

За сизыми дюнами — северный тусклый туман.
За сизыми дюнами — серая даль океана.
На зыби холодной, у берега — черный баклан,
На зыби маячит высокая шейка баклана.

За сизыми дюнами — север. Вдали иногда
Проходят, как тени, норвежские старые шхуны —
И снова все пусто. Холодное небо, вода,
Туман синеватый и дюны.

Иван Бунин

---

Пустынные дюны волнами
лежат на морском берегу,
скалистые ветры с песками,
срываясь, кружатся ко дну.

---

Мне нравится, как произносятся «дюны»,
Как будто бы дернули арфу за струны.
Но музыка дюнам совсем не близка,
Ведь это же горы морского песка.

Дядина Галина

*****

Песчаные дюны за старым окном,
Знакомая местность степная.
Селенья родные и свежесть кругом,
Допитая чашечка чая.

Несет меня поезд в излюбленный край,
В деревню, где вырос я прежде.
Весенние грезы, стремительный май,
Последняя верность надежде.

Колеса стучат, поспешает экспресс.
Далекие звезды мерцают.
За гордою степью виднеется лес,
Деревню огни освещают.

Осталось немного, и с доброй мечтой
Я мчусь, словно гордая птица.
И пусть я изрядно попорчен судьбой,
Крепки все же меч и десница.

Чечельницкий Владислав

---

В дюнах

Я не люблю пустого словаря
Любовных слов и жалких выражений:
«Ты мой», «Твоя», «Люблю», «Навеки твой».
Я рабства не люблю. Свободным взором
Красивой женщине смотрю в глаза
И говорю: «Сегодня ночь. Но завтра —
Сияющий и новый день. Приди.
Бери меня, торжественная страсть.
А завтра я уйду — и запою».

Моя душа проста. Соленый ветер
Морей и смольный дух сосны
Ее питал. И в ней — всё те же знаки,
Что на моем обветренном лице.
И я прекрасен — нищей красотою
Зыбучих дюн и северных морей.

Так думал я, блуждая по границе
Финляндии, вникая в темный говор
Небритых и зеленоглазых финнов.
Стояла тишина. И у платформы
Готовый поезд разводил пары.
И русская таможенная стража
Лениво отдыхала на песчаном
Обрыве, где кончалось полотно.
Так открывалась новая страна —
И русский бесприютный храм глядел
В чужую, незнакомую страну.

Так думал я. И вот она пришла
И встала на откосе. Были рыжи
Ее глаза от солнца и песка.
И волосы, смолистые как сосны,
В отливах синих падали на плечи.
Пришла. Скрестила свой звериный взгляд
С моим звериным взглядом. Засмеялась
Высоким смехом. Бросила в меня
Пучок травы и золотую горсть
Песку. Потом — вскочила
И, прыгая, помчалась под откос…

Я гнал ее далёко. Исцарапал
Лицо о хвои, окровавил руки
И платье изорвал. Кричал и гнал
Ее, как зверя, вновь кричал и звал,
И страстный голос был — как звуки рога.
Она же оставляла легкий след
В зыбучих дюнах, и пропала в соснах,
Когда их заплела ночная синь.

И я лежу, от бега задыхаясь,
Один, в песке. В пылающих глазах
Еще бежит она — и вся хохочет:
Хохочут волосы, хохочут ноги,
Хохочет платье, вздутое от бега…
Лежу и думаю: «Сегодня ночь
И завтра ночь. Я не уйду отсюда,
Пока не затравлю ее, как зверя,
И голосом, зовущим, как рога,
Не прегражу ей путь. И не скажу:
«Моя! Моя!» — И пусть она мне крикнет:
«Твоя! Твоя!»

Александр Блок