Подходит ночь. Смешав и перепутав
Гул океана, книгу и бульвар,
Является в сознанье лилипутов
С неоспоримым правом Гулливер.

Какому-нибудь малышу седому
Несбыточный маршрут свой набросав,
Расположившись в их бреду как дома,
Еще он дышит солью парусов,

И мчаньем вольных миль, и черной пеной,
Фосфоресцирующей по ночам,
И жаждой жить, растущей постепенно,
Кончающейся, может быть, ничем.

И те, что в эту ночь других рожали,
На миг скрестивши кровь свою с чужой,
И человечеством воображали
Самих себя в ущельях этажей,

Те, чьи умы, чье небо, чьи квартиры
Вверх дном поставил сгинувший гигант, —
Обожжены отчаяньем сатиры,
Оскорблены присутствием легенд…

Не верят: «Он ничто. Он снился детям.
Он лжец и вор. Он, как ирландец, рыж».
И некуда негодованья деть им…
Вверху, внизу — шипенье постных рож.

«Назад!» — несется гул по свету, вторя
Очкастой и плешивой мелюзге…
А ночь. Растет. В глазах. Обсерваторий.
Сплошной туман. За пять шагов — ни зги.

Ни дымных кухонь. Ни бездомных улиц.
Двенадцать бьет. Четыре бьет. И шесть.
И снова. Гулливер. Стоит. Сутулясь.
Плечом. На тучу. Тяжко. Опершись.

А вы где были на заре? А вы бы
Нашли ту гавань, тот ночной вокзал,
Тот мрачный срыв, куда бесследно выбыл
Он из романа социальных зол?

Вот щелкающим, тренькающим писком
Запело утро в тысяче мембран:
«Ваш исполин не значится по спискам.
Он не существовал. Примите бром».

Павел Антокольский

---

Этот сказочный герой
Прозван был за рост Горой.
Не давал врагам он спуску,
Флот империи Блефуску
В плен сумел взять без труда.
Справедливым слыл всегда.
В Бробдингнеге был он крошкой,
Сладить мог с гигантской кошкой.
Честь, отвага, совесть, вера
Помогали Гулливеру.

Синючкова Жанна

*****

Как Гулливер меж лилипутов,
Кляня свою величину,
Систему карличью запутав,
Лежу, рукой не шевельну.
Как им страшна моя весёлость.
Невинный, я кругом во зле!
Я — Гулливер! Мой каждый волос
Прибит ничтожеством к земле.

Сельвинский Илья

*****

Да, наша явь хоть верь, не верь,
напоминает Свифта сказку
про то, как спящий Гулливер
был лилипутами опутан,
но пусть наш глас пока не внят,
он — не молчание ягнят,
и кое — где срывает маску,
чтоб сослепу не перепутать
нам Гулливера с лилипутом.

Рута Марьяш