Это Осип Эмильич шепнул мне во сне,
а услышалось — глас наяву.
— Я трамвайная вишенка, — он мне сказал,
прозревая воочью иные миры, —
я трамвайная вишенка страшной поры
и не знаю, зачем я живу.
Это Осип Эмильич шепнул мне во сне,
но слова эти так и остались во мне,
будто я, будто я, а не он,
будто сам я сказал о себе и о нем —
мы трамвайные вишенки страшных времен
и не знаем, зачем мы живем.
Гумилевский трамвай шел над темной рекой,
заблудившийся в красном дыму,
и Цветаева белой прозрачной рукой
вслед прощально махнула ему.
И Ахматова вдоль царскосельских колонн
проплыла, повторяя, как древний канон,
на высоком наречье своем:
— Мы трамвайные вишенки страшных времен.
Мы не знаем, зачем мы живем.
О российская муза, наш гордый Парнас,
тень решеток тюремных издревле на вас
и на каждой нелживой строке.
А трамвайные вишенки русских стихов,
как бубенчики в поле под свист ямщиков,
посреди бесконечных российских снегов
все звенят и звенят вдалеке.
Левитанский Юрий
*****
Ни изменником не был, ни вором,
ни убийцей не был в ночи,
но не знаем, в году котором,
за каким колючим забором
неповинного доконали,
под сугроб закопали,
сапогом пихнув, палачи.
Так расстался с тюремной вонью
на снегах кровавых Сибири,
приморожен грязной ладонью
к золотой невидимой лире,
в снег последнюю песню бросив,
раб Господен, поэт Иосиф.
Ни метель не ревела пьяно,
не клонились кедры от горя,
не извергли огня вулканы,
не вставало цунами с моря…
Только в небе сером, далеком
плакал ангел горестноокий,
потому что редко на суше,
от конца ее до начала,
так жестоко пылают души,
как его душа отпылала.
---
Мандельштам. Ирина Корсунская
Лишь века серебристые звонки
увязли в глухоте паучьей ваты,
он к ним прокрался, на созвучья вороватый,
и тщательно сцепил их позвонки…
Он обошел их стройные стога,
как ходят пальцы по клавиатуре.
Потом, в тоске по мировой культуре,
на корточки присел у очага…
И поразмыслил. И возревновал.
И в чайный кипяток помедлил бросить сахар…
Движенье губ - и в кружеве метафор
преобразился древний сеновал.
Он стал взбираться, зодчески резвясь:
цветенье витража, дремучий лес портала…
Но ласточка в шатре все реже щебетала,
терзая в клюве глиняную вязь.
И жимолостью за руки стропил
хваталась, и отвесные звучанья
как свет и воздух жаждали венчанья,
пока их век минутами кропил!
Под сводами - надломленных небес
стонала обреченная вершина.
А рядом кровь из трещины кувшина
точила землю - ей в противовес.
О. Э. Мандельштам 1891-1938
Любовь Самойленко
С полки тетрадь достану,
Голос впервые тих.
Осипу Мандельштаму
Свой посвящаю стих.
Осипу Мандельштаму -
Тихо скрипит перо…
Буду в российском стане
Сеять тех лет добро.
---
Осип Мандельштам. Сергей Дон
От Петербурга до Воронежа,
Сквозь тридцать лет, сквозь тыщу верст…
Ползет по старому вагону ржа,
А в спину тычет властный перст…
У сытой рожи – борода рыжа
И мутен взгляд от частых зверств:
«Писак, что уличных ворон – не жаль!» -
И рот хохочущий отверст…
Здесь летом – зной, и трудно дышится…
Но как легко, свободно пишется:
Потоком льются струи строк…
Не ведал он, в руке билет держа
Из неуютного Воронежа,
Как недалек Владивосток…
---
О. Мандельштаму. Татьяна Павлова Яснецкая
Не великан, не полководец, -
Творца - воздушное созданье.
Его сгубил "усатый горец"
Всем вольным птицам в назиданье.
Его губили для примера-
Певца - у Бога на посылках!
А он гекзаметры Гомера
Пел зэкам в гнойных пересылках.
---
Мaндeльштaм. Юрий Михайлович Агеев
"Мы живём, под собою не чуя страны..."(О. Мандельштам)
Лишь память, а так - ни креста,
Ни холмика, где ты схоронен.
Земля то в снегах, то в цветах,
А ветер - он в криках вороньих,
А то - зазвенит высота...
Злодейству свидетелей нету,
На всё закрывают глаза,
И первая пуля - поэту,
Который про это сказал.
По лжи, по пустому навету
Сошлют. Веки выест слеза.
Молитвой тебя не поднимешь.
Я строки твои перечту,
И в сердце короткое имя
Скользнет и согреет мечту.
Судьба Мандельштама проста,
Как Иова или Христа.
А, может быть, горше и злее.
Земля беспощадна к цветам.
Что делать? - Она не свята.
Но если не станем светлее,
Себя не простим, не сумеем.
И ты не простишь, Мандельштам.