В краях, природою суровых и печальных,
Где весны хладные сменяют стужи зим,
Обрел ты вечный дом, из мест пришелец дальних,
В ком разум гения и дух величья жил.
Судьбы жестокостью и рока злым веленьем
Декарт здесь погребен во скорбь Вселенной всей,
И то, в чем прежде дух витал, уделом тленья
Сейчас становится да пищей для червей.
Душа, которая в столь мудрости великой
Являла разуму сокрытое от глаз,
Создав миров картины разноликих,
Ушла, покинув мир земной и нас.
Декарт… Природою он первый был оплакан,
В своем отчаяньи склонившейся пред ним.
В последний час угас священный факел,
Но ярче вспыхнул свет идей, рожденных им.
Гюйгенс Х.
(Перевод Березовского Я.)
---
Рене Декарт французский гений,
Пример для многих поколений.
В научных достиженьях сразу
На место первое поставил разум.
Он утверждал, что человек созданье Бога
И разумом отмечен в максимальной мере.
И спорить здесь не надо много.
Уму приоритет отдать, не вере.
Он наделён начальным знаньем
И пополняет их ученьем.
Тот человек отмечен богом,
В ком есть к познанию стремленье.
Грешно талант зарыть считается в народе.
Уж если ты отмечен по природе,
Стремись в науке новое создать,
Стране все знанья передать.
Наука это трудная дорога,
И свет, и поиски во мгле.
Он доказал существованье Бога
Творца всего живого на земле.
Кириллов Алексей
*****
Витраж заиндевевших крыш
Так боязливо незаметен,
Как выщерблена тень столетий,
Соткавших Лондон и Париж
Рука заведомо тонка,
Перо касается бумаги,
Вот геометрия ростка,
Расцветшего в пыли тетрадей
Какою алгеброю губ,
Поверившею в сладость сетки
Координатной,
Света луч
В стеклянной колбе,
Точно в клетке,
Озвучивает ритмы букв
О, здесь мелодия близка,
Сомненье это вопрошанье
О Сущем, то есть расстоянье
До Истины,
Но велика
Печаль надломленного
Света,
И словно Галлея комета,
Чей путь рассчитан на века
Планетных только революций,
Еще не в смысле площадей,
Растерзанных,
Пылит карета
Дорогой узкою своей
Бликштейн Леонид
*****
Итак. Голландия, гроза
И веку только восемнадцать.
Устала медленно вращаться
Восхода тусклая фреза,
От легких ошалев побед,
Рене задирист и раскован…
Заштатный городишко Бред.
Здесь полк его расквартирован.
Корабль, гляди-ка, впереди.
Волну врезает, словно пахарь.
Однако льет… Того гляди
Растаешь — даром, что не сахар.
Чепец приветливый в окне
Кивнул наколкой кружевною,
— И сердце юное в огне
На миг увлечено игрою.
Нет, дольше… Зябнущий рассвет
Зовет и обещает что-то,
Что слаще дерзкого полета,
Чему еще названья нет.
И тут мелькает, как во сне,
Листок бумаги на стене.
Бог знает, кем пришлепнут косо.
Короткий текст и знак вопроса.
Неровных строк шагает рать…
Что это? Шалость? Бред поэта?
Каракули — не разобрать.
И вовсе не французский это!
Однако лист, что тот магнит,
Француза юного манит,
Тебя и полк не отобьет.
Дождя отважная атака!..
А вон еще один бредет —
Такой же, видимо, гуляка!
И столь же юный ротозей
С охотой подошел к бумажке.
Содержится в бумаге сей
Задача хитрая, ей-ей.
Тебе, дружок, придется тяжко.
Мне? Тяжко? Что за ерунда!
Теряем время, тут судача.
Ах, алгебра? Вот это да!
Но для кого сия задача?
Решает, значит, кто охоч!..
Задор почуявши ребячий,
Отважный волонтер всю ночь
Возился с каверзной задачей.
Бумаги несть переведя,
Но горд полученным решеньем,
Рене Декарт шагал с волненьем
Путем вчерашнего дождя.
Он шел. Куда — и сам не знал.
Дождь приутих. И то спасибо.
Собора трепетная глыба…
Портала каменный оскал…
Вздохнула мельница устало…
Канал… Свинцовый водосток…
А вот и давешний листок
У закопченного портала.
Ступеней влажный пьедестал
Вдруг подтвердил ему воочью,
Что он, Декарт, все годы спал,
Чтоб пробудиться этой ночью.
Он взял листок, как талисман,
Дающий волю и отвагу,
И сунул бережно в карман,
Сложивши вчетверо бумагу.
Манит небес голубизна,
Канал над солнышком дымится.
Случайность? Пусть.
Но ведь она —
Необходимая частица…
Михановский В.
---
Как не представь,что Декарт ночует в печи,
в изразцовой, голландской, от войны ещё тепловатой, —
не сравнишь его размышления, уберегшиеся от смерти в ночи,
с идентичностью размышлений, ночующих в теплотрассах, на стекловате.
И казалось бы,в этом возможности минимум две, —
можно мысль повторить, или выстрадать точно такую,
что разрушит мираж и спасёт тебя во естестве:
если мыслю, то стало быть — я существую!
Иногда просто надо остаться в своей глухоте.
Ведь не зря называют такие вот камеры — surdus,
где молчанье становится нормой, ты видишь себя в темноте
смыслы редко доходят, пока не взрастут до абсурда.
И отсюда понятней, что не смерть причина всего,
что мыслители тайнами сами себя обличают,
опуститься в безмыслие, забыть себя самого, —
я страшнее финала себе ещё не представляю;
Но философа смерти само проведение ведёт!
Тот хоть знал, что из печки нырнёт по утру, как в забвение,
в гущу выстрелов, где может статься, в любую секунду умрёт,
но ему всё ж одна неизвестность открыла свои поручения…
Рябинин Андрей